ISSUE 2-2002
INTERVIEW
Александр Куранов
STUDIES
Иван Задорожнюк Екатерина Щеткина
RUSSIA AND ...
Виктор Коган-Ясный Илья Гайдук Игорь Некрасов
OUR ANALYSES
Yurai Marushiak Владимир Воронов
REVIEW
Роман Майоров
APROPOS
Игорь Некрасов
NEW POINT OF VIEW
Olga Homolova


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
REVIEW
Фирсов С. Л., Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.). Круглый стол по религиозному образованию и диаконии, Mосква 2002.
By Роман Майоров | студент Московского Государственного Педагогического Университета, Российская Федерация | Issue 2, 2002

       1988 год – год 1000-летия Крещения Руси – стал для Русской Церкви воистину переломным. Количество монастырей и храмов, возрожденных или вновь открытых за последние 14 - 15 лет, поражает. Наконец-то граждане России ни перед кем не обязаны отчитываться за свои убеждения. В свет вышли и поступили в свободную продажу тысячи книг, посвященные темам, ранее запрещенным. Церкви, в течение долгого времени полностью подчиненной государству, в предельно сжатые сроки приходится восполнять пробелы в богословской науке, анализировать свою жизнь в ушедшем столетии и строить планы, как жить дальше.
        Освободившись от 70-летнего коммунистического владычества, Церковь встала перед необходимостью реформ, ибо изменение ее внешнего положения неминуемо требовало и внутреннего обновления. В связи с этим стало необходимо обратиться к истории, ведь всего столетие назад Русская Церковь тоже стояла на перепутьи: осознавая, что петровская синодальная система уже была на краю гибели, Церковь напряженно пыталась найти пути, по которым бы следовало идти далее. В последнее десятилетие была опубликована масса воспоминаний, затрагивающих положение Церкви в период правления Николая II, Временного правительства и в первый год правления большевиков (когда еще действовал Всероссийский Церковный Собор 1917 – 1918 гг.): “Путь моей жизни” митрополита Евлогия (Георгиевского), «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота» протопресвитера Георгия Шавельского, сборник «Российская церковь в годы революции (1917 – 1918 гг.)» и т. д. Не было недостатка и в современных статьях и монографических исследованиях (см. серию статей в журнале Православного Свято-Тихоновского Богословского института «Богословский сборник», монографию А. Г. Кравецкого и А. А. Плетневой «История церковнославянского языка в России (конец 19 в.– 20 в.)» и др. Однако не хватало единого обобщающего труда по данному периоду. Им стало вышедшее в начале 2002 г. исследование профессора Санкт-Петербургского государственного университета Сергея Львовича Фирсова «Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)».
       Книга профессора С. Л. Фирсова была выпущена Круглым столом по религиозному образованию и диаконии при содействии итальянского фонда “Христианская Россия” в серии “Церковные реформы”, посвященной публикации и рассмотрению материалов Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917 – 1918 гг., а также предшествовавшей Собору дискуссии. В 2001 г. в этой серии уже вышла книга сотрудника Отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви протоиерея Николая Балашова “На пути к литургическому возрождению”, посвященная дискуссии по проблемем богослужения. Работа отца Николая вызвала бурю негодования в среде ультраконсерваторов (см.: Андриевский П., свящ. На пути литургического разрушения. Апология обновленчества прот. Н. Балашова // Благодатный огонь. 2002. № 8.). Тем интереснее было взять в руки вторую книгу серии.
       Занимая более 600 страниц, труд профессора Фирсова является на данный день, пожалуй, самым объемным исследованием, посвященным “рассмотрению вопроса о положении Православной Российской Церкви в течение двух предреволюционных десятилетий и в период революции 1917 г.”. Отмечая, что уже современники пытались понять причины, приведшие Российскую империю к гибели, а “Православную Поместную Церковь – к разорению и противостоянию с воинствующим богоборчеством”, и ставя вопросы – “Что же могла в тех условиях предпринять Православная Церковь?” и “Была ли у нее возможность обезопасить себя на случай гибели самодержавной империи?”, – автор оговаривает свою изначальную беспристрастность. Фирсов подчеркивает, что “выводы определяются имеющимися в распоряжении материалами” и, соответственно, “историческое исследование – это предприятие, результат которого ранее не известен, а вовсе не доказательство и без того понятной читателю аксиомы”. Данное замечание чрезвычайно актуально, так как приходится признать, что многие советские историки занимались именно подбором фактов под то или иное заключение согласно принятому в стране курсу. Появившиеся у этих псевдоученых в конце 20 века оппоненты, увы, часто работали по той же схеме, заменяя лишь в оценках плюсы на минусы и наоборот.
        К чести автора стоит отметить, что он, несмотря на открытость своих взглядов (признание неканоничности петровской центровской системы, приверженность идее соборности и т. д.), почти всегда придерживается обозначенных принципов, представляя, по-возможности, несколько точек зрения на рассматриваемые проблемы, существовавшие в изучаемый период. Достигается это за счет частого обращения к воспоминаниям, переписке, дневникам современников, среди которых можно встретить представителей самых разных групп: членов царской семьи (императора Николая II, императриц Александры Федоровны и Марии Федоровны и др.), архиереев (митрополита Антония /Вадковского/, митрополита Евлогия /Георгиевского/, архиепископа Антония /Храповицкого/ и др.), иных представителей духовенства (протопресвитера Николая Любимова и др.), чиновников “духовного” ведомства (К. П. Победоносцева, кн. Н. Д. Живахова и др.), политиков (гр. С. Ю. Витте, П. Н. Милюкова и др.), преподавателей духовных академий (профессоров В. О. Ключевского, Н. Н. Глубоковского и др.), представителей творческой интеллигенции (З. Н. Гиппиус и др.) и многих других. Причем значительная часть источников до сих пор не опубликована, как, например, постоянно привлекаемый автором дневник генерала А. А. Киреева (Рукописный отдел Российской Государственной библиотеки), хорошего знакомого обер-прокурора Священного Синода К. П. Победоносцева.
        Исследователь также часто обращается к полемике, проходившей в то время на страницах периодической печати (где выступали как такие знаменитости, как Л. А. Тихомиров, так и менее известные публицисты), что помогает читателю глубже окунуться в проблемы, стоявшие перед современниками анализируемых в монографии событий.
        Будучи довольно объемным, труд профессора Фирсова разделен на пять глав, каждая из которых, при необходимой доработке, может быть опубликована как самостоятельное исследование. Первая глава “Русская Церковь и “ведомство православного исповедания” открывается обзором положения Православной Церкви в политической системе Российской империи. Здесь автор концентрирует свое внимание на материальных и правовых вопросах, пишет о численности священно- и церковнослужителей, их достатке. Профессор Фирсов убедительно показывает, что, вопреки насаждавшемуся в советской историографии мифу о богатстве православных клириков, их положение отнюдь не было блестящим. Следует признать, что исследователь компетентен в этих вопросах, так как в изданном под его редакцией год назад альманахе «Нестор» значительное место было отведено именно экономическому положению церкви перед революцией. Другим важным утверждением является то, что хотя «ведомство православного исповедания» «по сути и осуществляло контроль за деятельностью Церкви», надо избегать их отождествления. Значительное место исследователь уделяет анализу эволюции идеи о «симфонии» Церкви и государства, сформулированной еще в 6 в. при императоре Юстиниане и воспринятой в России. Давая интересный исторический обзор изменения взгляда на сущность «симфонии», автор, к сожалению, не заостряет внимания на ее каноническом обосновании, а, между тем, он мог бы убедительно доказать провозглашаемый им принцип неканоничности петровской синодальной системы. Впрочем, вряд ли стоит винить в этом исследователя. Советская наука четко разделила историю и богословские науки (в то время как до революции существовал особый жанр – историко-каноническое исследование) и поэтому современные ученые редко прибегают к анализу влияния церковного права на историческую действительность.
       Особый параграф в главе посвящен религиозным взглядам императора Николая II, так часто обсуждаемым сегодня в России. Учитывая противоречивость правления государя, вокруг этого вопроса сложилось очень много мифов. Профессор Фирсов отмечает противоречие между религиозной мечтой императора («быть православным царем в духе почитаемого им Алексея Михайловича») и политической реальностью (власть в Церкви, «дарованная ему… нелюбимым императором Петром Великим»), которое, по мысли исследователя, «можно считать не только производным ненормальных церковно-государственных отношений, существовавших в России, но и личной драмой последнего самодержца». Интересно, что, отвергая содержание апокрифов, посвященных Николаю II, ученый делает из них вывод об отсутствии у государя “близости с православной иерархией”, воспринимаемой им “по большей части как “духовные чиновники”. Затем профессор заостряет внимание на личности одного из наиболее известных архиереев начала 20 в. – петербургского митрополита Антония (Вадковского), которого в 1905 г. считали главным претендентом на патриарший престол. В 1906 г. владыка возглавлял Предсоборное Присутствие, созванное государем для подготовки Церковного Собора.
       Еще больше места в главе отведено противнику идеи Собора, более 25 лет бессменно управлявшему “ведомством православного исповедания”, обер-прокурору К. П. Победоносцеву, его политическим и церковно-историческим взглядам. Мало кто знает, что этот крайне консервативный деятель на заре своей карьеры был либералом, однако уже к середине 1860-х годов сменил свою политическую ориентацию. Соглашаясь с определением, данным Победоносцеву К. Н. Леонтьевым – “Он не только не творец, но даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор, он только консерватор в самом тесном смысле слова; мороз, я говорю, сторож; бездушная гробница; старая «невинная» девушка и больше ничего!», - автор приходит к выводу, что «создав иллюзию «ледяного покоя», обер-прокурор полагал, что это панацея от надвигающихся потрясений». В том же параграфе ученый анализирует и феномен «ученого монашества», представляя различные точки зрения современников на данную проблему. «Кто такие ученые монахи – честолюбивые карьеристы или надежда Церкви?» – вот вопрос, который вставал перед общественностью начала 20 столетия и встает перед исследователями теперь.
       Глава вторая «Публицистическая «подготовка» и начало реформ» начинается анализом деятельности Религиозно-философских собраний (1901 – 1903), практически не изученных в отечественной историографии. А между тем, именно на них интеллигенция и духовенство впервые смогли совместно обсудить церковно-общественные проблемы: об отношении Церкви к интеллигенции, о Льве Толстом и его отношениях с Русской Церковью, о свободе совести, о духе и плоти, о браке, о догматическом развитии. Их деятельность, по мнению автора, свидетельствовала «о преодолении нарочитого интеллигентского атеизма времен Добролюбова и Чернышевского». Среди участников этих собраний были такие известные люди, как философ В. В. Розанов, журналист М. О. Меньшиков, поэтесса З. Н. Гиппиус, писатель Д. С. Мережковский, профессор духовной академии А. И. Бриллиантов, художник А. Н. Бенуа. Пусть далеко не все из участников этих собраний мыслили исходя из категорий православного богословия, однако можно сказать, что была сделана первая попытка свободно обсудить проблемы, стоявшие перед Церковью в начале 20 в. Но, увы, она была задушена твердой чиновничей рукой обер-прокурора Победоносцева. Однако необходимость церковных реформ стала уже очевидной и, конечно же, и светская, и духовная пресса принялись обсуждать возникшие проблемы. Анализу мнений по поводу созыва Собора, реформирования прихода и проектов других изменений в русской церковной жизни, выраженных в периодике, С. Л. Фирсов посвящает отдельный параграф. Стоит отметить, что представленный читателю тщательный анализ газет и журналов доказывает высокий профессионализм исследователя, ведь работа с периодикой требует огромной усидчивости и напряжения.
       Светская власть, конечно, тоже чувствовала потребность реформ в церковной сфере. Наивным было бы уподоблять всех государственных деятелей Победоносцеву. «Дарование религиозных прав верующим инославных и иноверных конфессий, желание окончательно прекратить репрессивную политику в отношении старообрядцев», по мнению Фирсова, «заставляло чиновников ставить вопрос о корректировке церковно-государственных отношений». Предполагалось также предоставить Церкви большую самостоятельность во внутренних делах. Значительную активность в этих вопросах проявлял председатель Комитета министров С. Ю. Витте, который, по мнению автора, хорошо представлял, «что Православная Церковь и «ведомство православного исповедания» – не одно и то же». Особое же оживление в обсуждении данных проблем пришлось на 1905 г.: 17 апреля издан указ об укреплении начал веротерпимости, 17 октября подписан манифест, даровавший гражданам Российской империи свободу слова, союзов и право избирать депутатов в Государственную думу. Автор пишет, что 17 октября наступила «политическая смерть К. П. Победоносцева», а через два дня состоялась его отставка, но еще 24 апреля, когда обер-прокурор праздновал 25-летие своего пребывания в должности, он не получил поздравлений от Николая II – настало новое время. Церковь не могла и не хотела жить по петровским правилам, и это хорощо илюстрируют отзывы архиереев по вопросам церковной реформы. Рассылая вопросы архипастырям, Победоносцев рассчитывал на поддержку своего курса, однако православные епископы проявили инициативу и выступили с предложениями «о составе Собора, о разделении России на церковные округа, о преобразовании церковного управления и церковного суда и о пересмотре брачных законов, о епархиальных съездах, об участии духовенства в общественных учреждениях, о благоустроении прихода, о приобретении Церковью собственности, о предметах веры, о преобразовании духовно-учебных заведений и о миссии».
       Глава третья «Прерванная реформа: попытки восстановления канонического строя церковной жизни и политические приоритеты православного государства» начинается с краткого обзора деятельности Предсоборного Присутствия, готовившего материалы для предстоящего Собора. Автор отмечает, что «многие предложения» его членов «ждут своей реализации до сего дня». Его работа, по справедливому замечанию Фирсова, опровергает «миф о пресловутой «реакционности» и исторической «отсталости» православных архипастырей, пастырей и активных мирян». В особый парагрф автор выделяет старообрядческий вопрос. Парадоксально, но когда католики, армяне и прочие инославные христиане получили в России свободу вероисповедания, старообрядцам (этнически русским и с догматической точки зрения идентичным господствующей Церкви) запрещалось проводить крестные ходы, их духовенство не могло в публичных местах носить священническую одежду и т. д. Власти все еще лелеяли мысль о присоединении старообрядцев к православию, а те, в свою очередь, пытались добиться прав инославного вероисповедания. Профессор Фирсов очень основательно подошел к анализу данного вопроса, безусловно, актуального и по сей день. Мне думается, что в условиях, когда не были официально отменены клятвы Собора 1666 – 1667 гг. (Русская Православная Церковь окончательно сняла их лишь на Поместном Соборе 1971 г.) и даже единоверцы (православные старообрядцы) не имели своего епископа, ожидать присоединения к Православной Российской Церкви старообрядцев и, прежде всего, последователей «австрийской иерархии» (имевших своих епископов, хотя о каноничности их рукоположения можно спорить) было наивно. Однако исследование Фирсова показывает, что это не было столь очевидно для представителей государственной власти и Православной Церкви.
       Далее автор изучает влияние политической реакции справа и так называемой «обновленческий фактор» в истории Православной Церкви начала 20 столетия. Это обновленчество не стоит путать с обновленцами, раскаловавшими Русскую Церковь с 20-х годов. Термин этот профессор Фирсов, вероятно, произвел от названия организации «Братство ревнителей церковного обновления», существовававшей в Петербурге в годы первой русской революции. Однако вряд ли целесообразно обозначать этим термином группу хотя и призывавшую к серезным изменениям в церкви, но не причастную к раскольнической деятельности обновленцев А. Введенского. Членом братства, был, например, (о чем в монографии не упоминается) единоверческий протоиерей Симеон Шлеев (в будущем первый единоверческий епископ Симон, причисленный к лику святых на Архиерейском Соборе 2000 г.). Странно было бы назвать его обновленцем! Тем не менее само обращение к деятельности братства очень интересно, ибо в отечественной историографии его работа почти не освещалась.
       Глава четвертая «Проблема «церковного строительства» после неудачи 1905 – 1907 гг.» посвящена довольно длительному периоду между революциями (1905 – 1907 гг. и февральской 1917 г.). Значительное внимание здесь уделено участию православных клириков в работе Государственной думы и влиянию последней на судьбу Православной Церкви. Хотя, как подчеркивает автор, «для мало-мальски сведущих в богословии людей было ясно, что каноны однозначно не позволяют Православной Церкви вмешиваться в политическую жизнь страны, в те годы на это предпочитали не обращать внимания, используя главную конфессию империи в качестве политического инструмента и при организации первого русского парламента». Говоря о перспективах созыва Поместного Собора, профессор затрагивает деятельность Предсоборного Совещания, учрежденного Священным Синодом в 1912 г. В период с 1913 г. до 1917 г. «Православная Церковь пребывала в двусмысленном положении: с одной стороны, она продолжала готовиться в созыву Собора, с другой, - понимала, что его перспективы не ясны и даже сомнительны». В следующем параграфе автор разбирает перемещения столичных архиереев после смерти митрополита Антония (Вадковского) и завершает главу анализом отношения Распутина с церковью. Здесь тщательно разбирается путь Распутина «к власти», описываются его взаимоотношения с членами царской семьи и архиереями. Относительно хлыстовства Распутина Фирсов пишет, что оно могло быть штампом, а не истинными убеждениями «сибирского старца». Но, бесспорно, «старец» наложил свою тень на Православную Церковь, чем, конечно, не способствовал ее укреплению.
       В заключительной (пятой) главе «Революционный слом» рассказывается о замене в смутную годину 1917 года некоторых архиереев на выборных, приходе к власти обер-прокурора Львова (который несмотря на свою «революционность» пытался подчинить себе Церковь). Впрочем, именно при Временном правительстве удалось, наконец, созвать Поместный Собор. Выборы патриарха были произведены уже и после его падения. Последний параграф пятой главы посвящен характеристике основных деяний этого Собора, сделанной в непривычно краткой для данного исследования форме. Это своеобразный итог всего описываемого в книге (деятельность Собора была предметом изучения исследователей и ранее, а многие описанные в монографии моменты разбирались автором впервые).
       Вместо заключения автор дает «Основные вехи церковной жизни в России после Собора 1917 – 1918 гг.», знакомящие читателя с последующими поместными и архиерейскими соборами.
       Таким образом, проанализированное исследование является достойным образцом современной церковной историографии. Книга профессора С. Л. Фирсова затронула многие вопросы, ранее неизвестные широким кругам читателей, подняла огромный пласт источников, а выводы, по мнению автора, «должен сделать сам читатель, это его право и, если угодно, нравственная обязанность». Высказанные нами по мере анализа замечания ни в коем случае не умаляют достоинства монографии. Хочется пожелать профессору С. Л. Фирсову новых научных успехов, а серии «Церковные реформы» - издавать в будущем не менее основательные труды.

Print version
EMAIL
previous ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЬ ГЕНЕРАЛА |
Владимир Воронов
ЧTO BИДИT ? - WHAT DOES ZDENEK SHAMAL SEE?
Prejudices of a Heretic
|
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.